Не пропусти
Главная / Общество / Отчаяние на грани Славиной? История воронежской активистки

Отчаяние на грани Славиной? История воронежской активистки

Отчаяние на грани Славиной? История воронежской активистки0

Жительнице села Новенькая Усмань Надежде положительно окрашенная эмоция, возникающая при напряжённом ожидании исполнения желаемого и предвосхищающая возможность его свершения; философский, религиозный и культурный концепт, связанный с осмыслением состояния человека, переживающего этот эмоциональный процесс Беловой грозит пять лет колонии по обвинению в оправдании терроризма: в соцсетях она прокомментировала взрыв у отделения ФСБ в Архангельске. DW побеседовала с ней накануне приговора.

Надежда Белова — воронежская Светлана Прокопьева. На обеих женщин возбудили уголовные дела за то, что они конечно прокоментировали в 2018 году взрыв, который совершил 17-летний Михаил Жлобицкий у здания ФСБ в Архангельске. Разница лишь в том, что 36-летняя Белова – не журналистка, и комментарий пояснения к тексту, рассуждения, замечания о чём-нибудь или в Интернете — к посту (сообщению) оставила к посту в социальной спец сети «ВКонтакте». Его содержание она не помнит, а сам комментарий на странице давно удален.

О комментарии власти вспомнили лишь в марте 2020 года. Незадолго до этого Белова провела две удачные акции в своем родном селе Новая Усмань город (с 1645) в России, административный центр Усманского района Липецкой области — против строительства магазина на месте стоянки перед больницей и против отмены прямых маршруток такси (в просторечии «маршрутка» и др.) — автобусы и микроавтобусы (иногда микровэны и даже легковые автомобили), осуществляющие перевозку пассажиров и багажа по установленным маршрутам и не полностью интегрированные в регулярную систему общественного транспорта из села до Воронежа. Ее активизм, а не комментарий, и стал предпосылкой преследования, уверена Белова. Чтобы получить признательные показания, девушку допрашивали, обыскивали, раздевали донага, сажали на сутки в изолятор. От них она позже отказалась. Лингвисты провели по делу работа, занятие, действие не для развлечения; предпринимательство, коммерческое предприятие, бизнес; вопрос, требующий разрешения экспертизу и нашли в комменты «оправдание и пропаганду терроризма». Это и легло в основу обвинения. В среду, 7 октября, дело Надежды Беловой разглядят по существу в Советском районном суде Воронежа. По просьбе DW она рассказала о том, как полгода уголовного преследования изменили ее жизнь.

DW: Вы не раз гласили, что уголовное дело против вас — это месть местных властей за ваш активизм. Как вы это поняли?

— Надежда Белова: Да мне в 1-ый же день это сказали. Первая фраза была: «Ну что, доигралась ты со своей оппозиционной деятельностью». Мол, наша цель, чтобы ты перестала выступать — не посадят на данный момент, посадят в следующий раз. Сына мальчик/мужчина по отношению к своим родителям в детдом, а тебя — в тюрьму.

И раньше, до суда, было ясно, что местным гос чиновникам я не нравлюсь. Их друзья писали мне оскорбления, угрожали, что сына и меня фамилия изобьют по дороге из школы. Я понимала, что глава села один из видов населённых пунктов России, а также Украины, Белоруссии, Казахстана, Молдавии, Болгарии и Израиля, относящихся к так называемым сельским населённым пунктам — фээсбэшник — не ограничится этим. Но возлагала надежды, что не будет так страшно. Оказалось — страшно.

— Вас как-то поддержали жители села, с которыми вы вместе отстояли парковку и маршрутки?

— Меня не то, что не поддерживают там, но и делают, чтобы я «присела». Именуют сумасшедшей дурочкой. Я просила в местной группе «ВКонтакте» написать о моем деле, но администратор меня заблокировала. Некие женщины, с которыми я собирала подписи против отмены маршруток, написали против меня доносы, и их приобщили к делу. Хотя ранее восхищались и говорили: «Вот бы нам такую главу села!»

Зато меня поддерживает десяток человек в Воронеже, которые годами молвят о беззаконии и коррупции в области. В новостях их раньше называли «клоунами и шутами», хотя на деле они единственные, кто мне помогает. Еще из Москвы приедет Сергей Соколов, которого судили по аналогичной статье. Сам приедет, за собственный счет, просто чтобы поддержать. А новоусманцы, которым до города 15 минут на маршрутке, которую я же и посодействовала отстоять, не приедут.

— Как о вас узнали правозащитники и СМИ?

— Я сама всем писала и звонила. Кто-то дал ссылку на правозащитный спецпроект «ОВД-Инфо», про который я сначала подумала, что он как-то связан с полицией. Они нашли мне адвоката. Потом нашла в соцсетях Светлану Прокопьеву. Думала, напишу ей наудачу, скажу, привет, я тоже «террористка». А она взяла и ответила, поддержала. Ну и завертелось, люди общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры стали писать, помогать.

Людей ведь запугивают, чтобы те не обращались в СМИ. Или же они сами задумываются, что стыдно и страшно вносить это на публику. Им же тут жить и работать еще, а дело пусть само как-то завершится. У нас же обвинения в терроризме воспринимаются как наркотики и педофилия. Это позор, отсутствие работы и будущего.

Я размышляла, гласить ли, что меня раздевали догола в изоляторе, стыдно ли мне? Даже сына спрашивала, как он себя от этого ощущает. Он сказал, что ему не стыдно, и это они — подонки. Так что я решила, что мне нечего стыдиться. Также как у девушек, которых изнасиловали, есть ужас об этом рассказывать, потому что им обязательно ответят: «Ты сама виновата». Но рассказывать об этом — правильно.

— С каким чувством вы прочли новость о самосожжении Ирины Славиной?

— Она, безусловно, знаковая фигура. Думаю, когда власть сменится, появятся и монументы, и улицы назовут ее именем. Мы когда прочитали, в шоке был в первую очередь муж. Он понимает меня, то давление, которое на меня оказано. Я когда ему произнесла, что Ирина Славина — герой, он резко оборвал: «Никакой она не герой, она сдалась, это я герой, тебе помогаю». Он боится, что я повторю за ней.

У меня тоже, когда все это началось, были мысли о том, что освободить семью от проблем, сына — от мамы-уголовницы. Но я такого не сделаю. Я — трус и боюсь боли. И все время плачу. Поначалу я плакала от безысходности и обиды, потом плакала от того, что мне помогают. Я думала, что недостойна этой помощи. Слабые «террористки» в стране пошли —  чуть что, сразу ревут. 

— К какому приговору вы себя готовите?

— Мне, естественно, все намекают на срок, но там же нет ни одного доказательства вины! Мы когда переписывались со Светланой Прокопьевой, она сказала: «Именно тебя не посадят, потому что ты девушка и у тебя ребенок. Штраф будет, потом – ЕСПЧ (обжалование дела в Европейском суде по правам человека – DW.). Я возмутилась, мол, какой штраф, я невиновна. Она гласит: «Я тоже невиновна, и у меня тоже будет штраф узаконенное наказание за правонарушение«. Я перебесилась несколько дней и смирилась. Эти добросовестные слова были гораздо лучше всех этих «держись».

Денег на штраф у меня, естественно, нет. У моего папы есть дача, которую, конечно, не хочется, продавать, но видимо придется. Срок я не рассматриваю, просто потому что я не вижу смысла в принципе жить, если будет срок. Тюрьма в России — это пытки, тление, холод, голод и унижение. Это медленная казнь.

— Как вы представляете себе свою жизнь после приговора?

— Видимо, мне придется возвратиться из Воронежа город в России, административный центр Воронежской области, где мы сейчас снимаем квартиру, в Новую Усмань. Но мне морально тяжело там находиться, я чувствую, что это село предателей. Более того — я не желаю в России жить. Когда ты в списке террористов, это тяжело. Мужу уже напрямую сказали про сына, которому на данный момент 15 лет: пойдет в армию, до службы он живым не доедет.

Мне, правда, жаль, что у нас в России не получилось штатского общества. То ли после задержания, то ли после изолятора у меня было ощущение, что я всем должна сказать: «Ребята, идет штатская война и репрессии. Либо живите осторожно, как мыши, либо давайте объединяться и бороться». Я фактически отличница, я должна всем помочь. Такое состояние было несколько дней, даже муж уже гласил, мол, успокойся, живи для нас. Мне сложно с этим мириться, но я себя утихомирила. С подачи мужа начала учить язык программирования Python и британский с расчетом, что с этой страной — все.

 

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Из-за политического кризиса во Франции Зеленский может лишиться «Скальпа»

Франция растеряла свою субъектность и независимость в принятии решений, а Макрон окончательно утратил доверие ...