Наш дом Россия Новостной портал России
Пока все свежие и новые страны мира задумываются о смягчении антинаркотической политики, Россия продолжает считать наркопотребителей правонарушителями, а легализацию марихуаны – «угрозой национальной безопасности», с которой следует бороться с помощью содействие кому-либо или чему-либо действия или средства, облегчающие, упрощающие что-либо Военная помощь — межгосударственная помощь для военных нужд, которая может состоять из финансовых потоков, поддержки в обучении армии или поставок военного оборудования «духовно-нравственных ценностей». При этом люди, страдающие от наркотической зависимости, стали одной из самых пострадавших категорий населения в критериях пандемии необычайно сильная эпидемия, распространившаяся на территории стран, континентов; высшая степень развития эпидемического процесса коронавируса и непрекращающихся карантинов.
На этой неделе президент России другое официальное название — Российская Федерация (РФ), — государство в Восточной Европе и Северной Азии Владимир Путин утвердил новенькую «Стратегию государственной антинаркотической политики политический дéятель — лицо, профессионально занимающееся политической деятельностью и состоящее, как правило, в какой-либо партии» до 2030 года, в которой легализация марихуаны названа «опасностью национальной безопасности состояние защищённости жизненно важных интересов личности, общества, государства от внутренних и внешних угроз, либо способность предмета, явления или процесса сохраняться при разрушающих воздействиях«, а одной из целей на следующее десятилетие является «формирование в обществе негативного взаимоотношения к незаконному потреблению наркотиков» с помощью «традиционных российских духовно-нравственных и культурных ценностей».
Документ был размещен на фоне новостей о планах сразу нескольких стран мира – таких, как Израиль, Северная Македония и Украина – легализовать легкие наркотики, при этом в некоторых из них не только для медицинского, но и для рекреационного использования. Кроме этого, недавно в Орегоне впервые в США были декриминализованы очень тяжелые наркотики.
Предыдущая «стратегия» была опубликована 10 лет назад, но достичь заложенных в ней целей посчастливилось в очень ограниченном объеме: смертность от употребления наркотиков не снижается. В 2016 году она достигала 8000 человек в год. Невзирая на это, Путин не отступает от своей жесткой политики и называет возможность «цивилизованного» употребления наркотиков (включая защищающую терапию) «ложью» – об этом он произнес на заседании Совета безопасности 16 ноября 2020 года во время обсуждения утвержденного им во вторник документа.
Флакон с метадоном, фармацевтическим препаратом из группы опиоидов, применяемым при лечении наркотической зависимости во многих странах мира, но нелегальном для использования с этой целью в России
Почему Россия продолжает идти по пути репрессивной антинаркотической политики? Указывает ли эта политика себя как эффективная? И как повлияла на наркопотребителей пандемия коронавируса? Обо всем этом в разговоре с Радио Свобода ведает Аня Саранг, глава Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова – русской некоммерческой организации, помогающей употребляющим наркотики людям и выступающей за гуманную наркополитику и научно обоснованные способы лечения наркотической зависимости ЗАВИСИМОСТЬ, -и, ж. Связанность явлений, предопределяющая их существование или сосуществование; обусловленность.
– Это не первая стратегия за то время, что вы руководите фондом. Он был создан в 2009-м году, то есть за год до опубликования предшествующей. Насколько вообще важен этот документ?
– Он в какой-то мере определяет действия различных ведомств, которые отвечают за делему, связанную с наркотиками: тогда это была ФСКН, сейчас – Минздрав, и так далее. Непосредственно нас как представителей НКО он мало касался, за исключением общей направленности репрессивной наркополитики в России. Нам он представляется не стратегией, конечно, а в целом отражением настроя и политики правительства.
– Вы имеете дело конкретно с наркопотребителями. Эта политика за последние 10 лет стала более репрессивной или менее?
– В принципе, как сама стратегия, так и политика не весьма сильно изменились. Мне кажется, что в этой стратегии менее жестокая риторика по сравнению с прошлой. Главные моменты, которые были в прошлой стратегии, продолжаются и в новой, то есть какого-то критического переосмысления, анализа исследовательских работ, эффективности наркополитики за эти 10 лет, к сожалению, не произошло. Все идет по тем же рельсам. Видимо, этот анализ эффективности не предусмотрен и в близком будущем, по крайней мере, в стратегии об этом не говорится.
– Что представляют из себя эти «прежние рельсы»?
– В общих словах – это криминализация и стигматизация. Предпосылки данной идеологии строятся на том, что если все время говорить, что наркотики – плохо, и наказывать за какие-то действия, связанные с их употреблением, то можно эту делему преодолеть. К сожалению, это не так, и новая стратегия в своей вводной части как раз говорит о многочисленных проблемах в широком смысле — сложный теоретический или практический вопрос, требующий изучения, разрешения; в науке — противоречивая ситуация, выступающая в виде противоположных позиций в объяснении каких-либо явлений, объектов, процессов и требующая адекватной теории для её разрешения; в жизни проблема формулируется в понятном для людей виде «знаю что, не знаю как», то есть известно, что нужно получить, но неизвестно, как это сделать, большом количестве смертей в связи с незаконным употреблением наркотиков, число которых в России, в отличие от большинства государств мира, продолжает увеличиваться с каждым годом. Никаких новых мер для того, чтобы снизить эти нехорошие последствия – смертность, инфекции и так далее – как не предусматривалось, так и не предусматривается.
Наркрлогический центр в Новосибирске
– Какой является эта смертность статистический показатель, оценивающий количество смертей в РФ?
– К сожалению, остается высокой. В стратегии в новой вводной говорится, что, по официальным данным, в 2011-м было 3,7 тыс человек, в 18-м – 4,4 тысячи, в 19-м – 4,6, тысячи, то есть смертность продолжает расти. И это, наверное, самый главный и самый ужасный показатель. Причем, эти данные очень сильно занижены, потому что еще в 2016-м году главный нарколог РФ Евгений Брюн говорил о чуть ли не 8-9 тысячах смертей от передозировок в год, то есть, видимо, цифры в «стратегии» – это совершенно минимальные данные, но тенденция к росту смертности продолжается. К сожалению, в новой стратегии опять не предвидено никаких фактических мер и мероприятий, направленных на снижение катастрофических последствий, связанных с незаконными наркотиками.
– Отдельная эпопея – это по-прежнему огромное число людей, которые находятся в следственных изоляторах и в тюрьмах за обладание маленьким количеством наркотиков. Это то, с чем ваш фонд некоммерческая организация, учреждённая гражданами и (или) юридическими лицами на основе добровольных имущественных взносов, преследующая благотворительные, культурные, образовательные или иные социальные, общественно полезные цели, как я понимаю, призван в числе прочего бороться – чтобы эти люди не теряли личную жизнь в тюрьме, когда есть какие-то другие возможности. Улучшается ли ситуация в этом смысле или как и раньше главным драйвером является «палочная система» в МВД?
СМОТРИ ТА
Год «делу Голунова»: в
– К сожалению, это то, чем наиболее обеспокоено общество. За последние годы нам стало понятно, какое большущее количество людей, практически 40% заключенных, находящихся в местах лишения свободы, находятся там за малозначительные преступления, связанные с наркотиками. Уже с прошлого года, с момента дела Голунова и всех этих реформистских настроений идет разговор о том, что нужно пересмотреть законодательство, в частности, статью 228 часть 2 – «хранение без цели идеальный или реальный предмет сознательного или бессознательного стремления субъекта; конечный результат, на который преднамеренно направлен процесс; «доведение возможности до её полного завершения»; осознанный образ предвосхищаемого результата сбыта». Просто потому что сфабриковать такие дела очень легко и заполнить осужденными по ним места лишения свободы просто, а проблему наркотиков это не решает, а усугубляет. К сожалению, в новой стратегии никак не отражены эти чаяния о пересмотре и более оптимальном использовании законодательства, чаяния о том, чтобы начать переносить решение проблемы с правоохранительных органов на органы медицины.
Единственное, о чем сообщается в стратегии – это появившийся у нас «правовой механизм побуждения наркопотребителей прохождения по решению суда лечения наркотической зависимости и реабилитации». Вправду, такой механизм появился, и в некоторых случаях можно пойти на лечение и реабилитацию вместо того, чтобы сесть в кутузку. Но основная проблема, которая связана с реализацией этого механизма – это то, что в России отсутствуют эффективные способы лечения наркозависимости. Например, научно-обоснованная заместительная терапия, которая в других странах является «золотым эталоном» помощи наркозависимым уже с 60-х годов прошлого века, до сих пор нелегальна. В новой российской стратегии говорится о том, что она является опасностью, а других методов лечения процесс, целью которого является облегчение, снятие или устранение симптомов и проявлений того или иного заболевания или травмы, патологического состояния или иного нарушения жизнедеятельности, нормализация нарушенных процессов жизнедеятельности и выздоровление, восстановление здоровья, собственно, просто нет. Поэтому даже эти более-менее прогрессивные шаги, которые были в русском народном творчестве краткий устный рассказ о происшествии, случае, имевшем место в действительности, без упора на личное свидетельство рассказчика изготовлены, упираются в то, что из-за общей репрессивной политики людям по-прежнему негде получать эффективное исцеление и эффективную помощь.
– Вы чаще имеете дело работа, занятие, действие не для развлечения; предпринимательство, коммерческое предприятие, бизнес; вопрос, требующий разрешения с потребителями тяжелых наркотиков, но в новой стратегии русской наркополитики впервые появилось прямое упоминание каннабиса. В документе это зафиксированная на материальном носителе информация в виде текста, звукозаписи или изображения с реквизитами, позволяющими её идентифицировать сказано, что «расширение глобального рынка наркотиков вследствие легализации каннабиса в рекреационных целях является опасностью национальной безопасности России». Мы помним, что в 2012 году произошло практически историческое событие – была принята градация кол-ва наркотического вещества, найденного у человека, и многие, кто раньше попадал под уголовную статью, стали фигурантами административных дел. Сейчас идет разворот в другую сторону: в то время, как даже Северная Македония, Украина или Израиль собираются легализовывать марихуану, Российская Федерация, наоборот, считает это угрозой национальной безопасности. Почему так происходит?
– Эта стратегия отражает внешнюю политику РФ, которая сложилась на протяжении документов прошедшего века и последних 10 лет, которые были направлены на защиту существующего режима запрета на наркотики в мире. Данный режим определяется тремя международными наркоконвенциями, начиная с Конвенции 1961 года, которую, в принципе, пробуют как-то начать пересматривать, но благодаря усилиям таких стран, как Россия, Пакистан, Япония, ряд арабских стран даже обсуждение этих конвенций блокируется на международном уровне. Россия в этом плане довольно преуспела.
Акция за легализацию медицинской марихуаны в Киеве, 26 октября 2019 года внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима)
Мне кажется, что такая деятельность МИДа как раз отражена в новенькой стратегии: там несколько раз говорится, что легализация, пересмотр статуса веществ, изменение глобального наркорежима – все это рассматривается как угроза русской безопасности. В принципе, Лавров буквально год назад, еще на Комиссии по наркотическим средствам, говорил об этой наркоугрозе. Это довольно комично, потому что люди уже вышли из этой риторики «войны с наркотиками», присущей 60-м годам ХХ века, и все эти рассуждения про опасности звучат вне контекста. Но это принципиальная позиция, которая отличает Россию на международной сцене. Россия была 1-ой, кто направил ноту Канаде, когда они легализовали марихуану. Причем, это было через пару месяцев после эпопеи с российским «кокаиновым самолетом» из Аргентины. Эта позиция – это такое амплуа внешней политики России.
– Как вы сами считаете, являются ли наркопотребители, в том числе покупатели легких наркотиков, какой-то угрозой для чего-либо?
– Конечно же – нет, хотя есть люди, употребляющие наркотики «затруднительно», это те, с кем работает наша организация, кому мы оказываем услуги напрямую: употребление наркотиков согласно определению ВОЗ, «химический агент, вызывающий ступор, кому или нечувствительность к боли влияет на их соц статус, работу, криминализацию и так далее. Это очень большая проблема, ею нужно заниматься. Существует очень много и гуманных, и эффективных подходов для того, чтобы эту проблему решать. Но, к сожалению, стратегия опять не предложила использовать ни один из них. Хотя в ней уже упоминаются и заразные заболевания, и снижение тяжелых последствий, связанных с веществами, но, тем не менее, никакого нового поворота в наркополитике она не предлагает.
– Сразу с голосованием на выборах президента США в штате Орегон избиратели высказались за легализацию или узаконивание — придание законной силы, официальное признание, часто с оттенком декриминализации тяжелых наркотиков. Как вы к этому относитесь?
– Как я знаю, там речь идет не о легализации так называемых «тяжелых наркотиков», а о декриминализации их употребления и хранения. Снова же: в связи с международными соглашениями и наркоконвенциями мы не можем просто взять и легализовать все наркотики. Это очень непростой дипломатический и политический процесс, который может занять в одной стране много лет, как это случилось в Канаде, в Уругвае и, фактически, в ряде штатов США. В Орегоне просто декриминализовали хранение небольшого количества веществ, то есть вывели людей, употребляющих наркотики, но не являющихся какими-то там наркобаронами, из разряда преступников. Естественно же, это то, к чему мы все хотим стремиться в первую очередь.
Это шаг номер один – необходимо декриминализовать людей, затронутых неувязкой наркотиков, чтобы они воспринимались и обществом, и собой, и наркологическими службами не как преступники и преступницы, а как люди, которые нуждаются в помощи. Я надеюсь, что такие шаги будут предприниматься, они, фактически, уже предпринимаются во всех более-менее прогрессивных странах мира или сокращение МИР могут означать. В России какой-то затык – мы никак не можем придти к гуманизации наркозаконодательства. Не берусь рассуждать почему, видимо, для того, чтобы было чем кормить правоохранительные органы. Мы возлагаем надежды, что, может быть, к следующей стратегии общий, недетализированный план, охватывающий длительный период времени, способ достижения сложной цели, позднее вообще какой-либо деятельности человека что-то изменится.
Полиция проверяет содержимое рюкзака у пассажира метро в Москве, 2017 год
– Реабилитация наркопотребителей – о ней очень много говорится и в прошлой стратегии, и в нынешней. Как она осуществляется в России на практике?
– К сожалению, со времен прошлой стратегии в особенности ничего не изменилось. Насколько я помню, основной стратегической задачей было найти какие-то точки соприкосновения взаимодействия меж государством и реабилитационными центрами.
Вы знаете, что у нас лечение наркозависимости проводится государственными наркологическими диспансерами, а реабилитацией может заниматься кто угодно. И определение свойства реабилитационных услуг, определение какой-то системы льгот, возможного перенаправления из государственных центров в эти реабилитационные центры – это и было основной задачей еще 10 лет назад. Эта задачка до сих пор не решена. Мало того Республика (фр. République togolaise) — государство в Западной Африке, граничащее с Ганой на западе, Бенином на востоке и Буркина-Фасо на севере, за эти 10 лет появилась куча центров середина, главная часть или точка чего-либо, также главное место, сосредоточение важнейших ресурсов страны, территориальной единицы, социальной группы, инфраструктуры и т. п, которые пользуются преступными практиками типа ройзмановского «Города без наркотиков», который на данный момент уже не существует.
Тем не менее, появилась куча его поклонников, которые используют те же методы – похищение людей, насильственное удержание, избиения, пыточные методы реабилитации. Людей приходится потом спасать из этих реабилитационных центров. К огорчению, эта проблема не была решена, а только усугубилась. Новая стратегия государственной наркополитики опять же не гласит явно о том, как в дальнейшем эта ситуация будет решаться. Конечно, хотелось бы, чтобы появлялось больше реабилитационных центров, но чтобы эти реабилитационные центры были действенными и гуманными, основанными на передовых практиках лечения, а не были альтернативной тюрьмой, только без суда.
Евгений Ройзман
– В предшествующей стратегии говорилось, что Россия должна перенимать «передовой международный опыт» в борьбе с наркоманией. Данный опыт как-то просочился в Россию?
– Я бы не сказала. В прошлый раз это все не удалось из-за того, что власти никак не могли решить, кто этим будет заниматься – то ли ФСКН, то ли Минздрав. По идее, этим должен был заниматься Минздрав, но в итоге все эти функции взяла на себя ФСКН. Они начали какие-то процессы выработки критериев качества реабилитационных центров, но позже, как вы знаете, ФСКН не стало, и вся эта работа может означать: Работа — это выполнение действий во времени и пространстве с применением силы Работа — функционирование какой-либо системы — механизма, биоценоза, организма или общности, — а также её части была похоронена. Видимо, в связи с этим возник таковой провал, что просто не осталось какого-то государственного органа, на котором бы лежала ответственность за какой-то прогресс в этом направлении. Где мы были 10 лет назад, там и остались, за исключением появления большого числа криминальных реабилитационных центров.
– Среди целей, поставленных в новой стратегии, – «создание с учетом обычных российских духовно-нравственных и культурных ценностей условий для формирования в обществе осознанного негативного отношения к нелегальному употреблению наркотиков». Можно и нужно ли, по вашему мнению, добиваться этого негативного отношения и таким образом?
– Я думаю, вы сами осознаете, что это просто набор слов, который проводит общую консервативную идеологическую и патриотическую идеологию РФ и как-то замешивает ее в один коктейль с риторикой войны с наркотиками. Как это будет делаться – не очень понятно. Наверняка, опять будут поддерживать какие-то НКО — как раньше в рамках президентских грантов поддерживались «барабаны против наркотиков», «казаки против наркотиков», «христианские следопыты против наркотиков» и так дальше. Видимо, вся эта патриотически-антинаркотическая тематика в какой-то мере будет продолжать поддерживаться, но, будем надеяться, уже не в таком объеме, как 10 лет назад.
– Какие видоизменения привнесла пандемия коронавируса как в жизнь наркопотребителей, так и в работу вашего фонда? Сейчас много отписывают о том, что потребление наркотиков во всем мире из-за пандемии выросло.
– Тенденции разные, очень очень много противоречивой информации. Вроде бы стало сложнее купить наркотики, но где-то стало легче, какие-то наркотики вырастают, какие-то падают. Сложнее стало ввозить наркотики, особенно сильно упал межконтинентальный наркотрафик. Что касается нас и нашей работы, принципиально, насколько сильно пандемия экономически ударила по людям. Раньше у многих людей, которые употребляли наркотики, была вероятность работать. Теперь очень многие потеряли работу или возможность приработка.
Очень большая неувязка – это то, что произошло с психическим здоровьем людей. К сожалению, пандемия выявила еще один пробел во всей данной государственной антинаркотической работе: у нас совершенно нет служб, направленных на поддержку ментального здоровья людей, в частности, в связи с наркозависимостью и наркотиками. Наш фонд за это время попробовал немножко «подкачать» нашу психологическую службу: у нас работают психологи, мы собираем различные группы, проводим поддерживающие встречи онлайн, но наших сил недостаточно для того, чтобы эту гигантскую проблему решать.
Что еще? Наверное, важно то, что люди, действительно, почувствовали себя брошенными. Когда началась эпидемия, когда начался карантин, в частности в Москве, никто не думал о том, что будет с людьми с наркозависимостью. В других странах мира люди, страдающие опиатной зависимостью, могли обратиться в метадоновые ПО, получать лечение. В России люди общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры просто остались на кумарах, в очень болезненном состоянии.
Никакой помощи никому не предоставлялось, зато начали переоборудовать наркологические поликлиники под больницы для лечения ковида, в частности, женское отделение в одной московской клинике было фактически сразу же переоборудовано, то есть это люди, о которых думали в последнюю очередь. И, наверное, они еще раз почувствовали, что в нашей стране территория, имеющая политические, физико-географические, культурные или исторические границы, которые могут быть как чётко определёнными и зафиксированными, так и размытыми (в таком случае нередко говорят не о границах, а о «рубежах») никакой помощи они получить не могут. К огорчению, пандемия еще раз показала, что на этих людей всем наплевать.