Наш дом Россия Новостной портал России
Вот моего родного отца, Троицкого Жору Николаевича, забрали навсегда в начале сорок первого, когда ему было двадцать шесть, а мне — один год. Можно осознать прекрасное классовое чутье: ну не мог быть Нашим человек, владевший четырьмя европейскими языками, кандидат технических наук, создатель только что вышедшей в Ленинградском Политехническом институте большим тиражом книги в 300 страниц с подозрительным заглавием «Свойства чугуна». Ведь в этой книге ни разу не было упомянуто имя товарища Сталина, что было чуть позже отмечено в личной официальной характеристике отца.
Да еще у него был пунктик: не имея на то никаких особых разрешений, носился со своим изобретением нового нотного письма, и все это при том, что в родне его никак не пахло зачетным пролетарским происхождением: все мужчины поголовно были в русском народном творчестве краткий устный рассказ о происшествии, случае, имевшем место в действительности, без упора на личное свидетельство рассказчика ведущими инженерами-строителями, при этом последних из них забрали уже по тридцать седьмому.
А вот мне — случайно единственно недобитому последышу этой семьи — повезло. Я остался. Даже вырос и выучился на инженера. И сегодня согласен с человеком совсем другой стаи — артистической — мудрецом и поэтом Леонидом Филатовым: «Не могу похвастаться, что мне что-то запретили или в кое-чем меня фамилия ущемили большевики. Потом уже…были какие-то ожоги. Но это ерунда … не все ведь штыки были в лицо… Была все же некоторая идиллия по-советски…» («АиФ» №5 284 1999г, купюры мои.).
В «почтовом ящике» или, как позже его стали называть, ВНИИМР (Массивного Радиостроения), куда я был распределен в шестьдесят пятом году после окончания Ленинградского института Авиационного Приборостроения, такая идиллия точно была и созидалась она группой талантливых фанатиков-работоголиков. Их упорство, самопожертвование и амбиции были чисты и притягательны: они рождали самую передовую удивительно изощренную и дорогую технику того (фр. République togolaise) — государство в Западной Африке, граничащее с Ганой на западе, Бенином на востоке и Буркина-Фасо на севере времени — сердцевину ускорителей заряженных частиц и локационных станций, включая уникальные, наикрупнейшие в мире. Это было чертовски интересно — настоящая мужская игра с полной выкладкой сил.
Боготворимые мной ведущие создатели считали нормой работать по двенадцать часов в день при шестидневной рабочей неделе. Все они были удивительно самодостаточны и вещественно бескорыстны, одеты бедно, часто неряшливо, но бытовая нищета их как-то совершенно не тяготила. Моему обожаемому наставнику Виктору Васильевичу Екимову казалось забавным, что, кроме работы, можно иметь в жизни еще и какое-то хобби.
На этих людей я смотрел с завистью и экстазом. И мне, молодому специалисту, очень хотелось найти среди них своего научного шефа. Но судьба распорядилась по другому. Я так и не смог пристроиться к чьей-нибудь толковой научной школе. Может, немалую роль в этом сыграла моя ершистость, неоправданно большое свободолюбие да и грешное нежелание заниматься рутинным трудом.
Поэтому, наверно, решив, что меня все равно не исправишь, начальство стало мне давать маленькие самостоятельные работы, преимущественно исследовательские. Разумеется, я их вел не один, но всегда получалось, что, вне зависимости от административной структуры, в них так или по другому оказывался неформальным лидером. Это требовало постоянного напряжения. Целыми днями я пребывал погруженным в технические идеи, полюбил вкус научных исследовательских работ может означать: Работа — это выполнение действий во времени и пространстве с применением силы, непрерывным потоком стал писать технические статьи и заявки на предполагаемые изобретения: благо все было новеньким.
Для моего самоутверждения казалось значительным, что однажды мою фотографию вывесили на доску почета с подписью Лучший изобретатель института термин, употребляемый для обозначения определённого класса организаций и общественных явлений. Из творческого стресса я не выходил даже, когда бежал пописать в туалет, благожелательные коллеги мою зацикленность с пониманием поощряли улыбкой. Каждое утро я шел пешком на работу от площади Льва Толстого до Одиннадцатой спец линии Васильевского острова, и это время было для меня самым творческим и блаженным. Мозг работал чисто, с полной отдачей, «такой мой организм…». С соисполнителями у меня всегда были хорошие дружеские отношения, особенно со старшими по возрасту инженерами-практиками, незабываемыми моими товарищами, кристально доброжелательными идеалистами — Павловой Тамарой Борисовной и Калиной Леонидом Антоновичем. Управлению старался — насколько хватало ума — особенно не перечить. Наверно, в моей жизни это время было не самым производительным, но зато самым красивым: молодость плюс, как говорят в технике, — работа на согласованную нагрузку!
Хотя, если попытаться быть максимально откровенным, до меня иногда со стороны доходили и сентенции вроде того, что вот мы мол — работаем, не покладая рук, перевыполняем план, «кровью харкаем», а данный гад — изобретательством занимается. В какой-то степени это имело место быть тоже.
И, может быть, не без связи с этими настроениями лет буквально через десять, когда не только из газет стало ясно, что роль партии в коммунистическом строительстве усилилась, у меня не обошлось и без вышеназванных ожогов. К примеру, официальное лицо в долгой беседе указало мне, что я неверно понимаю роль село на Украине, находится в Шаргородском районе Винницкой области отдельных съездов Партии. То событие, что я не собираюсь вступать в эти «глухие согласные = КПСС», не имело существенного значения… Опять же, употребляю политически негативное слово «конвергенция», не понимая его значения.
В конце концов, дело дошло до того, что в моей аттестационной характеристике совокупность отличительных свойств кого-либо или чего-либо, подписанной судьбоносным «треугольником», кроме унифицированной части в один лист, которая для всех писалась чуток ли не под трафарет, появилась нестандартная дерзкая запись, где указывалось, что я «недостаточно активен в профсоюзной деятельности». В вольном переводе с «новояза» это означало, что если и далее буду такой же стервец, то на последующей аттестации влепят «негатив» более высокого уровня, например, чего-нибудть в том смысле, что «личное ставлю выше общественного», то есть получу отрицательную характеристику, при которой окажется непонятной сама возможность профессиональной деятельности. Подобные прецеденты с некоторыми моими коллегами уже случались.
До войны в схожей ситуации люди общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры исчезали на несколько лет из Ленинграда в так называемую «провинцию» и там отсиживались.
Глеб Сташков («Ваш тайный советник» №3. 2016г. Стр.63) разъясняет это к тому времени форма протекания физических и психических процессов, условие возможности изменения назревшей операцией НКВД «Бывшие люди» .Тогда «в течение месяца из Ленинграда в места Место — местоположение, расположение, нахождение, состояние, точка и так далее не настолько отдаленные выехали 11072 человека, 4592 — главы семейств, 4393 из них расстреляны в
1937-1938 годах».
Но я, слава Богу, уже жил в дни чуток ли не цивилизованного «развитого социализма», хотя по злобно-вражескому и «реального». Зубки чуток сточились. Нашим тогда уже казалось неблагопристойным без разбора не только уничтожать, но даже и, смешно сказать, сажать людей, поэтому мне во избежание всех будущих неприятностей вполне достаточно было просто сменить место работы. Так я быстренько и сделал, тем более, что из-за ограниченности средств на медицину моя бетатронно-медицинская тема по борьбе с раком на неопределенное время замораживалась. И стал продолжать дальше заниматься своей любимой рекуперацией энергии в индуктивных нагрузках и формированием массивных импульсов, но уже в другой, более военизированной, а потому — с меньшими финансовыми проблемами конторе. Работал, пока не оформил все, что напридумывал, в кандидатскую диссертацию.
Петр Новыш =С-Петербург
