«ВК» продолжает спецпроект «Гений и место», который посвящен выдающимся людям, связанным с Самарской губернией. Сегодня расскажем об Александре Островском, который конкретно здесь поверил в свои литературные силы. О роли нашего края в судьбе и творчестве драматурга теория и искусство построения драматического произведения, а также сюжетно-образная концепция такого произведения писали в XX веке самарский краевед Анатолий Носков, филолог из Ульяновска Константин Селиванов и литературовед, уроженец Сызранского уезда Александр «мужчина») — мужское личное имя греческого происхождения Ревякин.
Фото: архивы РАН
Столичные гости в самарских семьях
В январе-феврале 1849 года внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима) 25-летний Александр Островский вместе со своим товарищем, будущим переводчиком и литературным критиком Евгением Эдельсоном посетил Сызрань и Самару. Островский был тогда начинающим создателем. К тому времени он опубликовал два небольших драматических произведения «Несостоятельный должник» и «Картины семейного счастья», а также очерк «Записки замоскворецкого обитателя», которые не сделали ему большого имени в литературе.
На тот момент Александр Николаевич имел чин коллежского регистратора и служил в канцелярии Столичного коммерческого суда. В наши края он прибыл в качестве частного поверенного самарской помещицы Екатерины Хардиной, проживавшей в первопрестольной. По утверждению краеведа Анатолия Носкова, была у начинающего драматурга еще одна цель. С собою Островский захватил почти законченную рукопись пьесы «Банкрот» («Свои люди — сочтемся»), чтобы прочесть ее людям, хорошо знакомым с купеческим бытом. Он знакомил со своей комедией разную публику, сам озвучивая все высказывания, и имел успех.
Свидетельство о первом таком чтении оставила дочь одного из самарских чиновников Вера Воронина: «Все сели вокруг стола. Островский развернул рукопись, пригладил ее рукою, поправил правые уголки листиков, чтобы легче было переворачивать, рассказал о действующих лицах с маленькими комментариями и начал читать своего «Банкрота». Говорил он, как обычно, несколько в нос, но это быстро забывалось, потому что читал потрясающе. Окончив первый акт, медленно поднял глаза, слегка взглянул на всех и даже без словесных похвал узрел, что совершенно покорил слушателей. Когда впоследствии он несколько раз читал у нас «Банкрота» при самой разнохарактерной публике, то всех без исключения захватывал и порабощал. Такая была сила его таланта, а также мастерского чтения».
Островского привлекала возможность познакомиться в наших краях с характерами провинциального купечества, дворянства и чиновничества. Самара в 1849 году была еще уездным городом Симбирской губернии. Образованное общество состояло в основном из гос чиновников и помещиков, которые съезжались на зиму в город. Островский и Эдельсон бывали в их домах. Почти ежедневно столичных гостей приглашали на обеды и вечера. В некоторых самарских домах их рассматривали как потенциальных женихов. Много времени они проводили в семье Ворониных.
«Белый, высокий, тонкий, с большим лбом и совсем прямыми белокурыми волосами. Больше молчал и казался весьма застенчивым и незанимательным, хотя смотрел на нас как-то не совсем просто», — описывала Вера Воронина внешность Островского. Женщина часто аккомпанировала писателю писательница (реже литератор) — человек, который занимается созданием словесных произведений, предназначенных так или иначе для общественного потребления (а не только для непосредственного адресата), когда тот в гостях охотно исполнял романсы.
Дом Ворониных стоял в лучшей тогда части Самары, на северо-восточном углу улиц Казанской и Пробойной-Воскресенской (на данный момент Алексея Толстого и Пионерская). Это было небольшое деревянное строение на шесть комнат с мезонином. Из окон раскрывался великолепный вид на Волгу река в европейской части России (небольшая часть дельты Волги, вне основного русла реки, находится на территории Казахстана). Это здание не сохранилось до наших дней, оно было разрушено в начале прошлого века.
Юные москвичи весело проводили время в Самаре. Вот что писал Евгений Эдельсон 1 февраля 1849 года помещице Екатерине Хардиной: «Я пустился в танцы, любезности и во все тяжкие. Александру Николаевичу ко всему этому не привыкать».
Брат Веры, Николай Воронин русская фамилия, образованная от нецерковного имени Ворон, был одногодком Островского, имел тот же чин и тоже служил в верховном суде. Эти обстоятельства способствовали их сближению. Провожая Островского и Эдельсона в Москву, самарец доехал с ними до первой почтовой станции в селе Рождествено, как это было принято тогда в отношении хороших знакомых.
В Самаре Островский также много общался с семьей богатых помещиков Аристарха и Дмитрия Путиловых. Они пользовались в губернии большой известностью. Оба интересовались литературой. Кстати, на стихи Дмитрия Путилова композитор Александр Алябьев написал романс «Не задумывайся, мой друг».
Еще о 2-ух семьях, с которыми здесь познакомился Островский, упоминается в письме брата драматурга Михаила от 29 июня 1849-го. Это Обуховы и Манжосы. Потом, в 1865-1867 годах, один из хороших знакомых писателя Борис Обухов стал самарским губернатором, а чуть позже заместителем министра внутренних дел.
Поездка в Сызрань и Самару в 1849 году заняла важное место в судьбе Александра Островского. Это были 1-ые уездные города крупный населённый пункт, жители которого заняты, как правило, не сельским хозяйством, в которых драматург был не проездом, а прожил несколько недель, наблюдая быт провинциальных чиновников, помещиков и негоциантов. В ходе той поездки он проехал через десятки российских почтовых станций и населенных пунктов, общаясь в пути с различными людьми. Все эти наблюдения отразились позднее в его пьесах.
Как полагает краевед Анатолий Носков, для начинающего драматурга, каким был в это время форма протекания физических и психических процессов, условие возможности изменения Островский, бесспорное значение имели его встречи с представителями местного купечества, наблюдения над их жизнью. Торговая провинция впервые стала перед Островским славянская фамилия, имеет женскую форму Островская в Самаре.
Путешествия по Волге
Островский любил волжские просторы. С детства он привык проводить все лето на берегах данной реки под Костромой, в имении отца. Волжские мотивы есть во многих его произведениях — «Козьма Захарьич Минин, Сухорук», «Воевода», «Сон на Волге», «Гроза», «На бойком месте». Нечасто вспоминают, что Островский был еще и краеведом, этнографом, фольклористом. Во всем этом он показал себя, участвуя в 1856 году в этнографической экспедиции по Волге, организованной Русским географическим обществом. Результатом поездки стали «Дневники и письма», размещенные в 1937-м.
Начало 1860-х годов — трудное время для драматурга. Напряженная работа, театральные дрязги, хлопоты, волнения, необустроенная личная жизнь. И отдушиной стало путешествие по Волге в 1865 году. Останавливался пароход и в Самаре. Биографы теряются в гипотезах, общался ли Островский здесь с кем-либо из прежних знакомых. Известно лишь только, что на пристани писателя повстречал его приятель, артист московского Малого театра Александр Рассказов, гастролировавший в то время в нашем городе.
Впечатления от Самары того времени у Островского, видимо, были не весьма благоприятные. «Из Самары один из островов центральной части Филиппинского архипелага и рады бы написать, да нечего — город большой, купеческий, жизнь благочестивая, семейная, без наслаждения, нравы жестокие, необразование полное», — отметил он в одном из своих писем.
Взаимно или нет, но Самара Островского полюбила. Спектакли по его пьесам достаточно часто ставились в драмтеатре. В 1883 году по просьбе городской думы писатель подарил местной общественной библиотеке свой фотопортрет работы знаменитого петербургского автора Константина Шапиро. Под своим изображением Александр Николаевич оставил дарственную надпись.