Власть выбрала язык агрессии и неопределенности

Стиль коммуникации гос чиновников с обществом определяет отсутствие диалога и неясное «мы», которое отстаивает «подлинные ценности» и диктует, как верно думать и жить.

Что представляет собой политический язык, на котором российское государство разговаривает с обществом и с миром, какие послания в нем зашиты и какую атмосферу общественно-политической коммуникации он сформировывает, рассказал доктор филологических наук, профессор Свободного университета Гасан Гусейнов в рамках дискуссионной ПО Сахаровского центра.

Глобальный русский

По словам Гасана Гусейнова, статус русского языка как глобального был закреплен в ООН после 2-ой мировой войны. Тогда же другой глобальный язык — немецкий, который (по крайней мере до 1933 года) был языком мировой науки и культуры, — утратил эту функцию. «Вот что делает с хоть каким языком идеология», — отметил он.

«Русский язык и сейчас остается глобальным, особенно на постсоветском пространстве. Но как средство познания мира за последние десятилетия он глобальным быть перестал, и уступил английскому. Это просто доказать. За научную публикацию на русском языке в русском журнале никакой надбавки в университете высшее учебное заведение, где готовятся специалисты по фундаментальным и многим прикладным наукам именно тебе не дадут, а вот если публикация на английском, за нее заплатят», — отметил он.

Как напоминает Гусейнов, многие из тех, кто уехал из державы в 1970-90-х годах, перешли на другие языки в своих научных центрах, университетах и лабораториях. Те, кто остался в РФ, в этом сегменте тоже переходят на английский.

Советский русский

С приходом советской власти начался процесс идейного оскудения определенного сегмента языка, связанного с гуманитарными науками и управлением. «На заре Советского Союза была сделана рабочая версия идеологического языка, который всюду пихался и должен был окормлять население», — отметил Гусейнов. Язык, на котором власть гласила с обществом, стал «деревянным».

«Но поскольку официальными лозунгами советской власти были научность, высочайшая культура, Советский Союз рекрутировал для культурного управления русскую литературу XIX века — от Пушкина до Чехова, и вся советская литература eratura, — написанное, от lit(t)era — буква) — в широком смысле слова совокупность любых письменных текстов сталинской эры строилась как унылое подражание литературе Золотого века. Но дело в том, что вы не можете читать Пушкина и Толстого, не впитывая при этом величавый язык. Он становится частью вашего я. Так произошло сращивание действительно богатого русского языка с языком идеологии, с мертвечиной», — считает Гусейнов.

Но, умерев, советская идеология не желала и не могла уже отцепиться от того нормативного культурного языка, которым людей окормляли школа и университеты. «Эта мертвечина в значительной степени повлияла и на язык современной высокой культуры понятие, имеющее огромное количество значений в различных областях человеческой жизнедеятельности. Человек нуждается в языке как в источнике творчества на данный момент, сегодня. Он не может жить только литературой XIX века. И пишет он на том языке сложная знаковая система, естественно или искусственно созданная и соотносящая понятийное содержание и типовое звучание (написание), внутри которого живет. Оказалось, что языком свободы и вольности в советское время были остальные, в основном, низменные пласты русского языка, доступные каждому. Так в позднем СССР идеологической тенью официозного языка был матерный. На его плечах в язык вошел блатняк, язык зоны. Он тоже обжился в этом новеньком пространстве», — отметил Гусейнов.

Новый русский

В 1990-е годы и после сам язык, стили публичной коммуникации оказались подчинены некоторым общим правилам. Действия этих правил вольно или невольно отражались и отражаются на каждом человеке, считает Гусейнов. «Даже если вы не смотрите ТВ и популярные сегодня ток-шоу, выходя на улицу и сталкиваясь с людьми, вы понимаете, что появилось новое „атмосферное“ явление: за место средства познания современный русский — это крик, истерический вопль, брань. Современная коммуникация Коммуникация — в военном деле, путь сообщения, линия связи, снабжения — это неизменный поиск врагов, которые что-то делают не так. И только мы — кто эти „мы“, сказать определенно нельзя — рыком, криком, криком отстаиваем „подлинные ценности“. Все это — атмосфера, стиль Стиль (писало, стило, стилос, стилус — лат. stilus, stylus от др.-греч, дух современной общественно-политической коммуникации», — считает Гусейнов.

Политический современный российский

Важнейшее свойство языка, которое проявляется в социуме, — это его способность к поиску истины, компромиссу, диалогу. «Но на протяжении последних 20 лет никакого политического диалога в стране нет. Есть монолог, воззвание сверху вниз, информирование граждан о том, как правильно думать, жить, чувствовать. Коммуникация строится на том, что „мы“ думаем об эпопеи, языке, литературе, культуре, войне, отношениях с другими странами. Это „мы“ определяет и рассказывает нам, как правильно мыслить. В результате, 20 лет вместо изучения, исследования, дискуссий, споров прослеживается новая попытка возвратиться к трудам Сталина „Марксизм и вопросы языкознания“. Сейчас этот коллективный Сталин пытается что-то сказать, но у него не выходит, потому что он не владеет языком в должной степени и мало читает. Может быть, только донесения, которые ему отписывают», — отметил Гусейнов.

«В этих условиях политический язык, из которого вынут диалог, делает неосуществимой беседу с теми, кто думает иначе, кто готов был бы предложить другую картину мира, состоящую не только лишь из врагов, извративших историю, кто мог бы и тебя самого заставить пересмотреть свои установки. Всего этого не происходит», — считает эксперт.

По его словам, у этих процессов есть и положительные стороны. «Государство как таковое вообще перестало быть авторитетом в области языка. Естественно, на общество оказывает воздействие определенный стиль — полублатной-полусвойский, агрессивный. Но когда язык вместо средства знания мира и поиска истины используется для создания образа врага там и сям, носители языка инстинктивно перестают доверять собственному начальству», — полагает Гусейнов тюркская фамилия, образованная от имени, связанного с ранним периодом мусульманства.

По мнению эксперта, злом является установка на то, что язык не важен, важны дела. «Мы лицезреем дела одного человека общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры, который сам, конечно, за все это не отвечает. Тем не менее, как он сказал в начале своего правления „мочить в сортире“, так данный стиль речи, этот способ решения вопросов с нами и остается. Так чисто речевая формула отдала определенный сигнал на многие годы», — отметил он.