Как и в 1989 году, люди желают не колбасы, а свободы
Надоевшая власть, массовое желание перемен и требование способности для граждан влиять на происходящее в стране в сочетании с вышедшим из доверия ТВ — это именно то, что мы уже видели три десятилетия назад. За этим последовала потеря компартией долголетней монополии на власть и распад советской империи. Еще недавно в Кремле были убеждены, что «обнуление» президентских сроков, дающее еще полтора десятилетия (период времени, включающий десять календарных лет (например, «2010—2019 годы», «2011—2020 годы», «2010-е годы»)) несменяемости, и «бетонирование» авторитарной политической системы станет превосходной победой власти. Но три недели неутихающего хабаровского протеста показали: то, что планировалось как победа Кремля, оборачивается его поражением. По данным Левада-центра, 45% россиян положительно относятся к тем, кто выходит в Хабаровском крае на спецакции протеста, 26% — нейтрально, 17% — отрицательно. И 29% готовы принять соучастие в протестах в своем регионе лично. Источник власти, наконец, решил разъяснить ей, что она — лишь обслуживающий персонал.
Протестная акция в Хабаровске. Фото: Влад Докшин / «Новенькая газета»
Судя по последним событиям и реакции на них, в Кремле окончательно утрачено чувство действительности.
Там много лет считали, что фарт будет вечным и все будет сходить с рук — «мы станем делать все, что хотим, и нам за это ничего не будет».
Что можно принимать любые кадровые решения — на местах с покорностью отнесутся к направлению в губернаторы хоть какого охранника или парикмахера.
Что телевизор убедит сомневающихся, а дубиногвардейцы справятся с недовольными.
И сейчас искренне удивляются:
почему в Хабаровске подданные вдруг возмутились отстранением 1-го наместника и десантированием другого?
Почему не действуют подарки, немедленно присланные с «королевского стола»?
Куда делась так приятная для властей (это возможность навязать свою волю другим людям, даже вопреки их сопротивлению) «выученная беспомощность» людей?
И почему граждане требуют не просто вернуть губернатора, проводить суд над ним на месте и выслать назад ходячий банный веник, а еще и кричат «Долой царя!».
Ответ прост:
люди требуют признать их право на собственный, а не навязанный сверху, выбор власти.
Девиз «Долой царя» — не просто требование ухода президента.
Это требование поменять Систему.
И требование реального, а не декоративного политического представительства.
Точно такое же, как три десятилетия назад.
Тогда, в русские времена, проходили выборы, на которых граждане избирали депутатов — высшую власть в стране.
«Люд осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую базу СССР. Все другие государственные органы подконтрольны и подотчетны Советам народных депутатов», — было записано в Конституции 1977 года.
Вот только лишь на практике депутатов вовсе не выбирали, а назначали.
Решением руководящих органов властвующей компартии соответствующего уровня подбирался подходящий (по социальному происхождению, полу, возрасту, образованию, профессии и так дальше) кандидат, который единогласно выдвигался на собрании соответствующего трудового коллектива, после чего проходили «выборы без выбора» с единственной фамилией в бюллетене.
Понятно, что к реальному консульству это не имело ни малейшего отношения — сколько бы ни разглагольствовали о «власти трудящихся» и «социалистической демократии», неизмеримо превосходящей буржуазную.
Люди (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры), между тем, (особенно после того, как началась горбачевская перестройка, появилось слово «гласность» и выяснилось, что можно общественно обсуждать происходящее и публично с ним не соглашаться), этого представительства начали добиваться. Требовать, чтобы от них наконец-то начало зависеть происходящее в стране. Чтобы была построена система, реагирующая на запросы людей, а не инертная к ним. И чтобы во власти появились люди, критично — как и они сами — оценивающие происходящее и нацеленные на перемены.
Другими словами, появился запрос на то, что в политологии называется политическим участием. И запрос на смену политики.
Ответом на данный запрос стали первые за много десятилетий альтернативные (хотя и с «фильтрами» в виде «окружных собраний») выборы (принятие кем-либо одного решения из имеющегося множества вариантов) 1989 года, на которых в Ленинграде, Москве и других больших городах номенклатура КПСС потерпела ряд впечатляющих поражений.
А затем и не снабженные уже никакими «фильтрами», с фактически свободным выдвижением, выборы 1990 года. Где функционер компартии или исполкомовский гос чиновник почти наверняка проигрывал не только беспартийному научному сотруднику, но и оператору газовой котельной. Просто потому, что запрос на смену политики означал и запрос на смену власти, которая бы проводила другую политику.
Предстоящее хорошо известно. Как известно и то, что через три десятилетия Система почти возвратилась к тому, что было.
Но, вернувшись к прошлому, она получила и похожую общественную реакцию: требование реального публичного участия и возможности выбрать не «отфильтрованных» кандидатов.
И отстаивание права на данный выбор — как это было во время прошлогодних московских и питерских протестов, когда внаглую отказывали в регистрации оппозиционным кандидатам. И сокрушительные поражения провластных претиндентов там, где появлялась альтернатива — как в Москве, Петербурге, Пскове.
В этом году все повторяется — точно так же, по липовым «экспертным заключениям», снимают списки «Яблока» на выборах в Челябинске, Кургане и Иванове. Но ряду оппозиционных претиндентов все же удается прорваться — и это не обещает властям ничего хорошего: партийная этикетка «Единой РФ» или чиновничья должность становятся для кандидатов все более тяжелым камнем на шее.
И поддержка президента уже не работает. И ТВ стремительно выходит из доверия, чему очень способствует хабаровский протест.
Напомним, что первую неделю протестов (протестом обычно понимают реакцию на общественную ситуацию: иногда в поддержку, но чаще против неё) кремлевские пропагандисты или молчали, или, как Соловьев, назвали протестующих «пьяной поганью» (счастье для Владимира Рудольфовича, что он не поехал в Хабаровск — думаю, его не выручили бы никакие охранники). Затем — назвали протесты «немногочисленными», и «идущими на спад». Раздельно упомянув о «заезжих провокаторах и блогерах», работающих на «западных покровителей», и «раскачивающих обстановку».
Итог оказался неожиданным и неприятным для Кремля. Как рассказывают мои хабаровские коллеги, ранее, видя по телевизору сюжеты о выходящих на улицы в Москве или Петербурге «малочисленных маргиналах», подогреваемых «провокаторами» и получающими за это «печеньки от Госдепа», или смотря разные «Анатомии протеста», многие считали, что все это правда.
А теперь воочию узрели на улице — одно, а по телевизору — совсем другое.
Можно, конечно, не веровать своим глазам три недели подряд. Но логичнее не поверить телевизору. В Хабаровске (и не только лишь) поняли: если телевизор врет о том, что происходит у них сейчас — значит, он и ранее врал о том, что происходило в стране. А перестающая действовать пропаганда — это очень довольно серьезный симптом, показывающий неизбежность перемен…
Да, было бы непростительной наивностью считать, что распорядок не предпримет усилий для собственного сохранения.
Огромный штраф (без малейшей вины) журналистке Светлане Прокопьевой, чудовищно-неправосудный приговор (хотя и куда более мягенький, чем требовала прокуратура) разоблачителю сталинских палачей Юрию Дмитриеву, арест типо за «измену» журналиста Ивана Сафронова (никогда не имевшего допуска к гостайнам), уголовное дело (с очевидным прицелом не допустить к выборам) против Юлии Галяминой, штрафы и аресты членов протестных акций, включая одиночных пикетчиков, стремительное принятие новейших репрессивных законов, введение «трехдневного голосования» (чтобы бюллетени, поданные днем, можно было подменить ночью в темное время суток) —
видите, как вольно дышится в обнуленном Арканаре?
И тем не менее представляется, что приостановить перемены уже не получится. Как не получилось три десятилетия назад.
Кстати, и тогда, и на данный момент, запрос на перемены был политическим, а не экономическим. Не про колбасу, а про свободу. Свободу выбирать тех, кого считаешь необходимым (и отвечать за свой выбор), свободу говорить то, что думаешь, не опасаясь преследований, свободу выбирать, как устроить личную жизнь, и чем заниматься.
Да, те, кто сегодня у власти, очень хорошо помнят, что случилось, как только лишь Михаил Горбачев начал ослаблять гайки: гласность, демократия, альтернативные выборы, отмена 6-й статьи Конституции о «руководящей и направляющей роли КПСС» и дальше по списку. И стараются всеми силами не повторить его «непростительные ошибки», приведшие к «величайшей геополитической катастрофе 20 века».
Тем более, что бредят реанимацией русской империи в новом виде.
Но вот более раннюю историю они не знают, и не желают знать. И не понимают: когда историческое время режима заканчивается, есть только лишь два пути выхода. Или как сделал Горбачев, или как сто лет назад.
Когда демонстративно третировали общественным мнением, заявляя «мы лучше знаем, как надо», считали, что хоть какое недовольство можно задавить каторгами, тюрьмами и казаками, свободы, временно дарованные «сверху», можно и забрать назад, а для сдерживания революции — развязать войну.
Вспомните 1916 год: начавший выветриваться национал-патриотический угар, перестающие действовать заклинания о обороне «братьев- славян», военные победы (в том числе, «Брусиловский прорыв») перемежаются с катастрофами (взрыв линкора «Императрица Мария»), массовые стачки, один за другим вспыхивающие бунты на окраинах, император, не способный принимать нужные решения, и его двор, занятый только собой.
А в завершение года (внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима)) — жестокое убийство Григория Распутина.
И до конца империи останется только два месяца.